Без права на покой [Рассказы о милиции] - Эдуард Кондратов

Иван Николаевич не удержался и вскоре после игры ехидно спросил тренера: «Ну а как же ваш план?» Тренер только отмахнулся: «А-а, не выполнили. Что поделаешь: мяч круглый». Та игра его уже не волновала: на очереди был новый противник и новый план.

Ну как было тут не вспомнить Толстого с его злой насмешкой над кабинетными диспозициями... «Первая колонна марширен туда-то, вторая колонна марширен туда-то». Это толстовское «марширен» и стало у Хлебни­кова окончательным приговором всякому нереальному прожектерству.

Когда в поле зрения ОБХСС появился «старый знакомый» Ивана Николаевича директор ювелирторга Чубаров, насторожился весь отдел. Что ни говори, а дела о валютчиках стали редкостью. Все понимали, что это так и должно быть, это правильно. Сотрудникам ОБХСС часто приходилось ковыряться то в бумажках какого-нибудь Гортопа, то в квитанциях дровопилочного склада, то в отчетности магазина хозинвентаря. Да, конечно, эти «ковыряния» вскрывали порой и злоупотребления, и хище­ния, и разбазаривания государственных средств, да, никто не отрицал важности этой работы и, разумеется, не уклонялся от нее, но... Словом, не было в отделе сотрудни­ка, который не мечтал бы заняться «делом Чубарова».

К счастью, работа нашлась многим. Во-первых, срок на производство дознания закон оговаривает строго — де­сять дней. А поскольку Хлебников не любил сдавать в следственный отдел полуфабрикаты, «копать» приходи­лось глубоко и быстро. Во-вторых, всем своим опытом, всей выработанной за долгие годы службы интуицией Хлебников чувствовал, что Чубаров — не одиночка, что арест не заканчивает дела, а, скорее всего, только начинает его. Оперативные группы, возглавляемые наибо­лее опытными сотрудниками, двинулись в глубокий поиск. Чубаров уже пребывал в тюремной камере, тщательно отшлифовывал свои программы — минимум и максимум, а вокруг его биографии шла напряженнейшая работа — выявлялись связи, изучались его знакомства, маршруты и цели командировок. Папка с «делом Чубарова» в сейфе у Хлебникова толстела буквально не по дням, а по часам, и очень любопытные начинали проглядывать факты.

В общем, все шло по плану, который, казалось бы, ничем не напоминал «первая колонна марширен». И все- таки с первого же дня возникла в нем одна неувязка.

Касалась она, главным образом, обоих новичков — лейтенантов Антонова и Фомина. Поначалу, учитывая серьезность и важность операции, Хлебников намеревался вообще обойтись без них. «Пусть чуть-чуть нарастят мясца», — коротко выразился он, обсуждая первоначаль­ный план операции, когда стало известно, что Чубаров вылетает завтра в Адлер, имея при себе золото и драго­ценности. Но Саша, уже бывший на дружеской ноге буквально со всеми сотрудниками отдела, тут же, конечно, узнал об этом решении подполковника и чуть ли не со слезами на глазах упросил его поручить и им с Фоминым что-нибудь. Зная прекрасную спортивную подготовку своих чемпионов и их недюжинную физическую силу, Хлебников поручил им самое подходящее — задержать Чубарова в самолете, после посадки в Адлере. И тут выдержки ребятам не хватило — арестовали Чубарова сразу, едва тот взбежал по трапу.

Собственно, это было единственной функцией Антоно­ва и Фомина. Дальнейшее их участие в «деле Чубарова» планом не предусматривалось. Но оказалось, что теперь не так-то легко отстранить ребят от этого дела. Во-первых, они уже со свойственной молодости горячностью сами заклокотали. Но это еще полбеды. Куда сложнее другое: видимо, они все-таки основательно пошумели при аресте Чубарова, в итоге привлекли к себе чье-то внимание. Надо сказать, что Хлебников ждал проявления интереса к делу Чубарова и даже рассчитывал на него. Он только никак не мог предположить, что объектом этого интереса окажутся новички-лейтенанты. Поначалу это его даже задело. Что ж эта, за дурачков, что ли, нас принимают? Впрочем, почему же? Задерживали Чубарова Антонов и Фомин, сделали это не слишком тонко, почему бы не попытаться использовать их в своих интересах? Парни они совре­менные, должны любить «изящную жизнь», коньяк, красивых женщин. И, конечно, стесняются своей службы в милиции. Нет, нет, это не годится, слишком уж прими­тивно. Так или иначе, а ребят надо подготовить. Оба неглупые, кажется, наблюдательные, что же, пусть ведут игру. Во всяком случае, узнать, откуда идет этот странный интерес к Чубарову, будет очень даже не вредно. Конечно, может быть, эти расспросы актрисы... как ее, да, Оля... просто случайность. И ее появление в том же кафе — тоже случайность? И это странное приглашение посетить больного друга Ольги — тоже? Что ж, может быть. Парни молодые, интересные. Только ребята говорят, что раньше она им такого внимания не уделяла. Хм... А может, и вправду, как говорят рыбаки, первая поклевочка? А? Что ж, гуси-лебеди, тогда роль ваша значительно возрастает.

Бывший князь, а ныне трудящийся Востока

— Такие люди на дороге не валяются.

Из допроса свидетеля — начальника областного управления бытового обслуживания

Комната претендовала на восточную роскошь. На полу — большой, во всю комнату ковер с затейливым рисунком. Стену, у которой стояла низкая тахта, тоже украшал ковер с характерным восточным орнаментом. Здесь же, над тахтой, — оленьи рога, на которых крест-накрест висели охотничье ружье и длинный кинжал в узорчатых ножнах.

Впрочем, здесь было кое-что и от современности. Вдоль одной из стен протянулся полированный застекленный стеллаж, уставленный книгами. Их было много, не меньше тысячи томов. Судя по богатым одинаковым переплетам, большинство книг относились к благородным подписным изданиям. Но, конечно, были и полки с разнокалиберными книгами. Здесь же — шахматные часы, несколько статуэ­ток, изображающих каких-то воинов в доспехах, вос­точных танцовщиц, музыкантов. В углу-—громоздкий цветной телевизор «Электрон».

На тахте лежал человек в мохнатом халате, с перевя­занным горлом — лет сорока, с тонкими чертами лица, матово-бледной кожей и выделяющимися на лице породи­стыми черными бровями. Он вяло держал телефонную трубку с длинным витым шнуром, протянувшимся от молочно-белого телефона, и раздраженно говорил, иногда покашливая:

—   Но послушай, милый, значит, ты меня понял совершенно превратно... Я же специально подчеркнул — нужна белая спальня. Понимаешь — белая. Просто натуральное дерево, полированное, конечно. А за тем­ной — чего бы я стал к тебе обращаться? По-моему, я тебе пустяками не докучал, так? Нет, ты скажи — так или не так? Ну вот... Темная — это уже не современно. Господи, тоже мне новость. Следить надо за пульсом жизни, вот так-то, милый. А меня не интересует, что хотят другие. Я надеюсь, что понимаю несколько больше. Ну, а что ж ты дуришь?

Внезапно над головой у него загорелось, погасло и снова загорелось бра, изображающее филина. Человек торопливо проговорил в трубку:

—   Ну, целую, милый, тут ко мне пришли. Словом, я жду. Конечно, конечно! — Привстав, положил трубку и щелкнул каким-то переключателем. — Кто там?

Из того же филина, сверкающего рубиновыми глазами, отчетливо послышался голос Оли:

—   Георгий Георгиевич, это мы. К вам можно?

—   Оленька! — слабым, но обрадованным голосом заговорил человек в халате. — Вы еще спрашиваете? Ради бога, наберите на диске три семерки и входите. Прошу простить меня — я не встаю.

—  Хорошо, хорошо, Георгий Георгиевич, я пони­маю, — поспешно сказала девушка.

...Она стояла перед обитой кожей дверью на лестнич­ной клетке. Рядом с ней, чуть сзади — Геннадий Фомин и Саша Антонов. Видимо, впервые столкнувшись с по­добной бытовой техникой, ребята с недоумением погляды­вали то на странный запор, то друг на друга. Оля обернулась к ним, развела руками: мол, ничего не поделаешь, у каждого свои странности. Затемуве­ренно набрала на телефонном диске, вмонтированном вдверь на месте замка, три цифры — и дверь бесшумно открылась. Компания вступила в прихожую.

—    Раздевайтесь, мальчики! — Девушка по-хозяйски указала на вешалку, быстро сняла плащ, уклонившись от Сашиной помощи, мимоходом глянула на себя в зеркало, поправила прическу — Проходите.

Георгий Георгиевич, приподнявшись с подушек, при­ветствовал их слабой улыбкой:

—    Входите, входите. Еще раз прошу извинить меня — загнали вот доктора в постель и не выпускают. Это очень мило с вашей стороны — навестить болящего. Истинно говорят: друзья познаются в беде. Рад, сердечно рад вашему визиту. И вашим друзьям.